А огонь… Ты вот о чем подумай, Сергей. Огонь — он ведь у каждого из нас есть. Ты попробуй заглянуть немцу в душу… Все там есть — и присяга фюреру германской нации, и дисциплина, и порядок — как наших гражданских перед расстрельным рвом строить, чтобы больше вошло, как в мозжечок стрелять — чтобы не дергался старик или ребенок и своей кровью не пачкал немецкий мундир… Как экономически рационально так содержать наших пленных в страшном лагере под Дарницей, чтобы десятки тысяч красных командиров тихо и спокойно умерли от голода. И знания немалые военные у них есть, и храбрость тоже есть — они сильные солдаты… И есть вековая зависть и ненависть к славянам, ко всему русскому. И желание поработить нашу землю, сесть крепким хозяйским задом на курский чернозем, русских рабов бичом погоняя… А вот огня-то в их душонках и нету… Ландскнехты они, опасные, грамотные в военном деле, но — ландскнехты… За всю войну — ни одного воздушного или танкового тарана, ни один германский герой не лег грудью на пулемет.
А у нас? Я вот про тараны говорил… Вот он — огонь! Ты думаешь, у Гастелло самолет горел?! Нет! Это душа у него горела! И разве только у него одного? А те, кто молча встает в атаку, с винтовкой — против танков? И жжет их, бросаясь с бутылкой зажигательной смеси на танк! А наши бойцы в Одессе и в Севастополе? В Ленинграде? Курсанты под Ельней и ополченцы под Москвой? А в Сталинграде? Я сам видел… Вот он, настоящий перунов огонь! Есть он! Горит этот огонь в русских душах, да так горит, что плавит все вокруг!
А ты — бомбы заряжать… Давай мы с тобой так договоримся — ты больше ко мне с этой ерундой не лезь. И болтать не вздумай! А то — есть ли у меня огонь или нет его, — знаю только я. А если ты комиссию какую вызовешь, болтать начнешь… Потерять капитана Иванецкого, двинувшегося умом от тяжких дум, как бы побыстрее победить фашистов, мне было бы жалко!
На Сергея было страшно смотреть — он побагровел весь, глаза сверкают, на меня смотрит, как на пособника врага…
— Охолонь! Успокойся, подумай над моими словами. Успокойся… тихо… тихо… все хорошо… Надо подумать… надо все взвесить… спокойно… спокойно…
Вот так. Ах, да! Чтобы было, чем заняться!
— Слушай, Сергей! А откуда у нас в столовке появилась эта новенькая девчонка, Тамара, что ли? Ты присмотрись к ней, правда, присмотрись. Зло я в ней чую… Злобу и страх. Откуда бы это у советской дивчины? Да еще в окружении красивых молодых летчиков, которые на нее глядят исключительно с любовью во взоре, а? Присмотрись — клянусь, не пожалеешь! А то как бы беды не было.
На том и расстались. Видимо, подумав, Сергей все же решил ход войны одним махом не менять. И на том спасибо! А тут ему еще работка подвалила. Почти по профилю. А дело было так…
Однажды на стоянке самолетов первой эскадрильи раздалась стрельба. Дело это для аэродрома необычное — из пистолетов, вроде бы, у нас стрелять друг в друга как-то не принято, так что мы побежали разбираться…
За сержантом-оружейником, которого я в свое время гонял, как сидорову козу, мчался, размахивая пистолетом, молодой летчик Гримиани. Он что-то яростно орал по-грузински и, время от времени, стрелял в воздух. Парашют он не сбросил, и поэтому бежал, как стреноженный — сумка парашюта все время била его под коленки, что скорости в беге на длинную дистанцию, в общем-то, не способствует…
Мы быстро догнали этого марафонца, отобрали уже пустой пугач, и задали конкретный вопрос — а что, собственно, случилось?
— А-а-а, шени деда! Этот сын ишака меня без оружия оставил! Убью собаку!
Мы отбуксировали разъяренного Гоги к его истребителю, и тут все стало ясно. Капот самолета уже был поднят и мы все увидели, что пулеметная лента свободно болтается, к казеннику пулемета ее подсоединить забыли. А вот это уже серьезно…
Оказывается, этот сын ишака, но в тоже время еще и собака (интересный гибрид, правда?), вчера вечером поставил короб с лентой, а завести ее в приемник пулемета забыл. То ли заболтался, то ли отвлекли, — кто теперь знает… Да это теперь интересно только трибуналу. А в результате — сержант оставил бедного Гоги без оружия. Потому, что и пушка после короткой очереди отказала. Перекос снаряда… Бывает… И ему пришлось крутиться в бою, как наскипидаренному, чтобы не быть сбитым. И еще нужно было имитировать атаки на врага. Представляете, как ругался горячий грузин, когда видел в прицеле месса, а стрелять-то нечем? Да-а, после такого "подарка" я бы тоже схватился бы за пистолет…
Тут коршуном налетел суровый капитан "Смерша" Иванецкий, разогнал посторонних, и взял дальнейшее расследование этого неприятного дела в свои мозолистые руки. Короче — погорел сержант, как Наполеон в московском пожаре. Но свой плюс в этом был — необходимость расследовать ЧП и сама рутинная процедура расследования вернула капитану Иванецкому спокойствие и уверенность в себе. А главное — происшествие заставило его бросить дурные мысли и прочие прожекты по эксплуатации меня, бедного, в качестве движимого арсенала всего Южного фронта!
Кстати! Это происшествие дало мне изумительную возможность повысить требовательность к оружейникам и, — самое главное! — выборочно проверять готовность оружия к бою. Ну, а уж ласково коснуться при этом снарядов и патронов мне никто и раньше не запрещал…
Не успели утихнуть обсуждения этого случая, как громко ахнула другая новость — нашего комполка забирают в дивизию! Его выдвинули на зама. А это, скорее всего, просто пересидка перед назначением на должность комдива.
Подполковник Артюхов был и рад и расстроен одновременно… Что ж, его можно было понять… Но командование полком он уже явно перерос — пора ему было двигаться повыше. Мужик он отличный и боец добрый — ровной ему дороги и боевой удачи!
На полк мудро решили поставить майора Россохватского. Правильное решение! Все его с удовольствием поддержали. Но эта передвижка своим хвостом стукнула и по мне. Россохватский вызвал меня, поздравил с присвоением звания "капитан" — приказ только что пришел на целую группу наших летчиков, и огорошил предложением снова перейти в первую эскадрилью.
— Ты пойми, Виктор! Ты свою вторую здорово подтянул. Она у нас и так примером стала. Сейчас она в полку будет основной ударной силой. Все-таки ко мне, в первую, молодежь пришла, не успел я их подтянуть до нужного уровня… Вот этим ты и займешься. И помни! В штабе дивизии поговаривают, что скоро штаты изменят — у нас появится еще и третья эскадрилья. За пару месяцев тебе надо подтянуть ребят в первой, и они пойдут на усиление командирского костяка в третьей эскадрилье.
— А я?
— А ты… Не знаю пока. Там поглядим… На полк тебе, пожалуй, рановато будет?
— Это точно! На полк я еще не готов… Мне бы еще с эскадрильей повозиться охота, есть всякие разные задумки. Да и комполка так часто, как хотелось бы, не летает…
— Это ты верно сказал… — загрустил майор Россохватский, — …не летает. Ну, да ладно! Там поглядим! Так что, Виктор? Согласен?
— Кирилл Константиныч, так вы что — меня только "блуждающим комэском" видите?
— Специалистом я тебя вижу, пожарной командой! Вижу, что знания твои, придумки всякие, да и кое-какой накопленный тобой опыт — здорово вторую эскадрилью вперед двинули. И хочу, чтобы все эскадрильи в полку были не хуже! Так или не так, Виктор?
— Та-а-к… — пришлось согласиться мне.
— А раз так, кого на твое место ставить будем?
— А кого тут еще ставить? — удивился я, — Блондина и будем ставить. А на звено — Демыча. Пора ему крылья расправлять — пусть растет как командир!
На том и порешили.
А вечером я прощался с ребятами. Где они раздобыли коньяк — я так и не узнал, да и немного его было. Завтра ведь снова в небо. Да и не спиртное здесь главное… Главное — настроить ребят так, чтобы и без меня дух и традиции, уже сложившиеся в эскадрилье, не пропали и не выветрились. Об этом и говорили долгих три часа до отбоя…
***
— Товарищ капитан! Личный состав эскадрильи построен! Командир первого звена старший лейтенант Дюсембаев!
— Здравствуйте, товарищи!
— Зрав… жел… тащ… каптан!
— Вольно! Мне тут строевые смотры некогда устраивать, товарищи летчики. Другие дела есть. Пошли в курилку, что ли, поговорим о нашем, о девичьем…
Поговорили. Решили еще потолковать вечером, а сейчас пора лететь на задание — сопровождать Илы.
Быстро, на ходу, обменялись с Костей Дюсембаевым (по-казахски его, конечно, звали не Костя, но он сам представлялся именно так) основными наметками по полету, как строимся, как летим, как воюем, и — на взлет!
Я шел вместе со звеном Кости на "Дедушке", естественно. Хвост прикрывал верный Вася. Удалось мне договориться с одним летчиком из 1-ой эскадрильи о его переводе во вторую — старшим летчиком и ведущим пары. И парень рад, и Вася со мной.
